На берегах Шантары

Хотя кто ж ему, либерасту поверит.

свежий том «Истории Российского государства» Б. Акунина – это на 1/3 «тоунипанди», ещё на одну – взаимоисключающие параграфы, а на последнюю – выхолощенные романы-хроники В. Пикуля.
К примеру, давно разоблачённая «чёрная легенда» о потёмкинских деревнях. Акунин пишет о фасадах без крыш и стен, как об очевидном и само собой разумеющемся факте, хотя парой предложений позже упоминает, что во вверенных Г.А. Потёмкину губерниях за время его руководства население выросло вчетверо. Где ж они все жили-то?! В декорациях?!
Акунин, как и многие до него высмеивает «индийский проект» Павла Первого (хотя, в отличие от многих, и не опускается до постановки царю психиатрических диагнозов), хотя сам же пишет, что идея была поддержана французами и дело шло к согласованию. Францией, напомню, в те времена правил Первый консул, некий Бонапарт. Про него говорят, конечно, всякое, но дурнем, поддерживающим смехотворные затеи, его никто не считал.

Вообще, тональность повествования такова, что каких-то положительных характеристик у Акунина удостоились ровным счётом два деятеля той эпохи. Радищев и Новиков. За то, что осмеливались спорить с властью. Те, кто с властью не спорил, а тем более – её олицетворял, недостойны добрых слов от «нового Карамзина». Царицы глупы и двуличны, фавориты – бездари и хапуги, царедворцы – безвольные исполнители. Даже Пётр Второй (ребёнок!) выведен в книге откровенным дегенератом с садистскими склонностями. Граф Безбородко – безынициативный алкоголик. Граф Миних – бездарный полководец и неуправляемый прожектёр. Князю Григорию Орлову отказано даже в такой малости, как личная храбрость, проявленная при подавлении чумного бунта в Москве! По Акунину – бунт подавил себя сам. Потому что похолодало. Брат князя Григория, граф Орлов-Чесменский, к Чесменской битве никак не причастен: турецкий флот сгорел чуть ли не случайно, а Алексей Григорьевич присвоил себе все лавры.
Вообще, в книге «красной» нитью проходит мысль: российские успехи в восемнадцатом веке были случайностью, а российские неудачи – закономерностью.
Так, начиная описание нового царствования автор всякий раз использует оборот, что-де от предшественника страна (армия/ флот/ финансы – опционально) досталась преемнику в плачевном (тяжёлом/запущенном/удручающем и т.п.) состоянии. Поскольку положительной динамики не прослеживается, возникает вопрос: как такое государство вообще могло существовать? При этом, в книге упоминаются и выигранные войны, и проведенные реформы, заложенные города… Но этак походя. С оговорками. Дескать, да Черноморский флот заложили, но корабли были из сырого дерева и непригодны для плавания. Турецкий флот, правда, был разбит. Но так то турки! Их, выходит, может разбить и непригодный флот.
Армия последовательно описывается, как категорически негодная, способная бить только ещё более негодных турок да вооружённых косами польских инсургентов. Правда в описании войны с Швецией вдруг выясняется, что вполне себе регулярной и вполне себе европейской армии дали пизды даже не боевые части, а гарнизоны приграничных крепостей!
И это ещё один нюанс тональности повествования. Подробно смакуя негатив, Акунин практически полностью игнорирует какой бы то ни было позитив. При этом ответственность за негатив возлагается непосредственно на правящего монарха, а что-то хорошее происходит вроде как само по себе. Так ухудшающееся закрепощение крестьян расписано автором поэтапно и, хотя и длился этот процесс весь описываемый период, ответственность за него возложена конкретно на императриц. В особенности – на Екатерину Вторую (ну а куда деваться – период её правления был самым продолжительным). А вот уникальнейший в тогдашнем мире случай полной отмены смертной казни фигурирует где-то на заднем плане, без малейшего упоминания того, что отменена смертная казнь была целиком и полностью по личной инициативе императрицы Елизаветы.

В общем, когда-то давным-давно, отвечая на вопросы посетителей фанатского форума, Б. Акунин категорически отказывался именоваться писателем. В те былинные годы он предпочитал термин «беллетрист», поясняя, что он ни в коей мере не поучает своего читателя, но только развлекает его. Как же я его тогда уважал…