Война и сказки о ней.

Прудникова
Сообщения: 4279
Зарегистрирован: 08 дек 2008, 14:01

Война и сказки о ней.

Сообщение Прудникова »

Мы тут у себя у газете начали публиковать интервью с ветеранами. Буду выкладывать по мере напечатания.

ДЕВЯТЬ ЗНАМЕН ПОБЕДЫ

(Наша Версия на Неве". 12 апреля 2010 г. )


Ровно за месяц до грядущего и уже неотвратимого для Германии дня нашей Победы, 9 апреля 1945 года, на совещании начальников политотделов 1-го Белорусского фронта было дано указание: в каждой из наступающих на Берлин армий следует изготовить красные штурмовые флаги. 22 апреля 1945 года Военный Совет 3-й ударной армии решил учредить девять знамен, по числу стрелковых дивизий, входящих в его состав, присвоив им порядковые номера. Достали красную материю, дивизионный художник Бунтов через трафарет серебристой краской нарисовал на каждом звезду, серп и молот. С этими знаменами армии предстояло штурмовать Берлин.
Сейчас в Петербурге живут три участника того исторического штурма. Это Герой Советского Союза генерал-майор Иван Клочков (тогда командир огневого взвода полковой артиллерии), полковник Иван Орлов, мастер по ремонту оружия (он был послан в рейхстаг, чтобы чинить оружие по ходу боя), и бывший комсорг 756-го Краснознаменного стрелкового полка. Николай Беляев, который дал интервью газете «Наша Версия на Неве».
22 апреля 756-й полк, которым командовал полковник Зинченко, находился уже в пределах Берлина. День за днем они выходили на направление, которое вело к рейхстагу…

- В нашем 79-м стрелковом корпусе было три дивизии. Наша, 150-я, которой вручили флаг под № 5, 171-я дивизия, получившая флаг № 4, и 207-я стрелковая дивизия, получившая флаг № 6. Все девять знамен были где-то установлены – на Бранденбургских воротах, на тюрьме Моабит… А наш флаг предназначался для того, чтобы во что бы то ни стало установить его на куполе рейхстага – такая перед нами была поставлена задача.
27 апреля вызывает меня командир полка: «Комсомол, тебе задача. Сейчас помощник начальника политотдела капитан Желудев несет к нам флаг, который мы должны водрузить над рейхстагом. С тобой пойдет Федоров». Федоров был сержантом, помощником командира комендантского взвода нашего полка.
Мы пошли в назначенную точку встречи. Увидели, что навстречу нам идут трое, впереди Желудев, который несет в сером чехле что-то длинное. Мы их встретили, привели в полк, он вручил знамя полковнику Зинченко, тот передал его Федорову и приказал: «Хранить вместе со знаменем полка».
28 апреля начался штурм моста Мольтке. На той стороне была предмостная площадь, дальше шла улица от Шпрее до Королевской площади, до рейхстага. Я был во втором батальоне, в отделении сержанта Бориса Лотошкина. Пошли мы отделением через мост. Перед этим прошел артиллерийский налет, все было в пыли, в дыму. Освободили один дом от немцев, пошли дальше, с левой стороны улицы перешли на правую и вышли к «дому Гиммлера», как мы его называли - в нем находилось Министерство внутренних дел фашистской Германии. Там мы и расположились для подготовки дальнейшего наступления. Здание очень большое, мы занимали в нем первый и второй этажи.
30 апреля, ранним утром, назначен был уже непосредственно штурм рейхстага. Перед ним командир полка собрал небольшое совещание. В нем участвовали замполит подполковник Ефимов, начальник разведки полка капитан Кондрашов, был там и я. Мы начали рассматривать: кому вручить знамя для установки на рейхстаге? Первую кандидатуру нашли сразу: сержант Михаил Егоров. До прихода в наш полк он участвовал в партизанском движении в Смоленской области, потом в Белоруссии, имел медаль «Партизану Великой Отечественной войны». У партизан он был в разведке, и у нас в полку тоже стал разведчиком.
А кто будет вторым? Начальник разведки говорит: «Егоров всегда работал в паре с Милитоном Кантария. Горячий парень, боевой, проверенный, пришел к нам в полк в Польше». Утвердили.
Когда решение было принято, Кондрашов, подполковник Ефимов и я пошли к разведчикам, которые отдыхали в руинах того же Министерства внутренних дел.
«Вот что, товарищи, - говорит подполковник, - нашему полку поручено установить знамя Победы над рейхстагом. Для выполнения этой задачи определены такие кандидатуры: сержанты Егоров Кантария». Они поднялись. Егоров говорит: «Да-а… Задание ответственное, мы его выполним» Остальные сразу заговорили: «А мы что?!» Капитан Кондрашов говорит: «А вы тоже будете участвовать, и я с вами».
Затем все разошлись. Заместитель командира полка стал распределять политработников по батальонам. Я попал во второй батальон, которым командовал в это время капитан Клименков.
Началась первая атака. Разведчики знали, что на пути к рейхстагу от «дома Гиммлера» есть какой-то ров, но мы не предполагали, какой именно. Оказалось, что ров этот – не что иное, как строительство метро открытым способом, которое велось как раз через площадь. Ров был заполнен водой и представлял собой очень серьезную преграду. Атака на этом рубеже захлебнулась.
Только во второй половине дня подготовили очередную атаку. Трудно было разобрать, какое время суток – то ли день, то ли вечер. Город горел, все заволокло дымом, артобстрел поднимал в воздух пепел, землю, кирпич, штукатурку – получалось сплошное облако пыли. Нам удалось форсировать этот ров - кто на чем. Инженеры соорудили какую-то переправу - где положили бревна, где доски настилали, таким образом мы перешли на другую сторону рва. И только при третьей атаке, уже вечером, мы пошли непосредственно на рейхстаг.
Командир батальона говорит своему связному, Пятницкому: «Вот тебе красный флаг, - это был другой флаг, сделанный из какого-то красного полотнища, - пойдешь первым, чтобы видели тебя». Петр Пятницкий, пришел к нам в полк после того, как его освободили из плена, командир взял его в связные, потому что он хорошо знал немецкий язык. Пятницкий упал уже на третьей ступеньке рейхстага – он был убит. Тогда флаг подхватил сержант Щербина, который сумел дойти до главного входа, где немец не мог стрелять. Там был уже другой вид боя – штыком и гранатой. Пробивались через дверь, которая были заложена кирпичной кладкой в два ряда, оставался только узкий проход.
В рейхстаг мы ворвались – а как пронести знамя на купол? Бой-то идет! Кто будет сопровождать знамя Победы? Сержант Щербина был выделен как командир отделения поддержки, а возглавлял всю эту операцию замполит первого батальона лейтенант Берест. Егоров и Кантария со знаменем пробивались наверх по лестнице, но добраться до купола не было возможности. Они начали искать, куда поставить знамя. На фронтоне стояла скульптура, колесница, и у одной лошади была пробоина в корпусе. Кантария увидел ее, кричит: «Миша, давай пока здесь поставим!» Это было в ночь с 30 апреля на 1 мая.
Бой в рейхстаге продолжался. Немцы нас обстреливали из подвала. 1 мая они подожгли деревянную обшивку, мебель, архивы – все это начало гореть. Наш командир полка сказал, что дано разрешение покинуть рейхстаг. Но командир батальона и командир роты ответили: «Зачем? Мы здесь останемся, чтобы не штурмовать второй раз».
А уже 2 мая, когда немцы капитулировали, командир дивизии приказал перенести знамя на купол. Переносили тоже Егоров и Кантария. Когда они спустились, у них были руки все в крови, поскольку им пришлось забираться туда, хватаясь за что попало – а там были разбитые стекла, острые обломки.
2 мая началось паломничество в рейхстаг. Что там делалось! Бойцы становились друг на друга, писали на стенах.
А в подвалах рейхстага оставалось еще более полутора тысяч немцев, в том числе эсэсовцы и моряки. Их выводили утром 2 мая. Они складывали оружие, и затем их пропускали в эту узенькую дверь. А напротив стояли две 152-мм самоходки. Самоходчики увидели, что немцы спускаются со ступеней, и в этот проход послали два снаряда – не разобрались в ситуации. И что удивительно - немцев никого не ранило, а из наших солдат, которые принимали оружие, погибло около 30 человек. Они бы еще запустили, но кто-то догадался, подбежал и начал стучать прикладом по броне: «Прекратите огонь!»
В роте сержанта Сьянова, которая первой ворвалась в рейхстаг, из 83 человек в боевом строю осталось только 28, остальные были ранены или погибли. Это был последний бой и для нашего полка, и для 150-й дивизии.
Наш командир полка, полковник Зинченко, приказом командира дивизии был назначен первым комендантом рейхстага. Он сдал свои обязанности тогда, когда наша дивизия была уже выведена и эта территория передавалась под оккупацию английских войск.
Знамя сняли 12 мая. Полковник Зинченко, сдав обязанности коменданта, оставил его в полку, а на рейхстаге повесили другой флаг. Потом его передали в дивизию. Когда вышло решение отправить знамя в Москву, командир дивизии посмотрел: «Что? В Москву это отправлять? Художника сюда!» Нашли художника, и он белой краской написал: «150 стр. ордена Кутузова II ст. Идрицкая дивизия 79-й с. к. 3 у. а. 1 б.ф».
- А почему «Идрицкая»?
- Наша дивизия освобождала город Идрицу Псковской области, и в его честь была названа Идрицкой. Потом ей было присвоено звание Берлинской.




Подлинник Знамени Победы находится в Центральном музее Вооруженных сил в Москве. Уже в наше время с ним связана весьма неприглядная история.
15 апреля 1996 г. Ельцин подписал указ «О Знамени Победы», согласно которому, подлинное знамя должно было выноситься только 23 февраля и 9 мая. А в остальное время следовало использовать так называемый «символ Знамени Победы». Причем с этого «символа» указом первого российского президента была убрана не только надпись (что вполне понятно), но и серп и молот. Говорят, что когда на приеме к нему обратились Герои Советского Союза, он заявил: «Пока я президент – серпа и молота не будет!»
Потом ЕБН перестал быть президентом, однако свистопляска вокруг ненавистного господам демократам символа не утихала. Совершенно особенным образом отличился депутат Госдумы Сигуткин. С его подачи Дума приняла символ, представлявший собой «прямоугольное полотнище красного цвета, на обеих сторонах которого расположено изображение пятилучевой звезды белого цвета». Как известно, белой звездой маркируется американская военная техника.
Совет Федерации проект отклонил. Тогда Дума, обидевшись, заявила, что тот принят квалифицированным большинством голосов и вообще не нуждается в утверждении, и передал его на подпись Президенту. Который, впрочем, успешно наложил вето на попытку протащить на знамя нашей победы американской значок.
Владимир Сачивко
Сообщения: 5292
Зарегистрирован: 29 май 2008, 18:33
Skype: kazel71

Сообщение Владимир Сачивко »

Надо уже новое знамя готовить... к новой войне.... Хотя никто не знает, кто выйдет победителем в ней?
Я - самый добрый здесь. А если кто-то станет добрее чем я, я его быстренько убью и снова буду самым добрым!!!
Orrg
Сообщения: 6
Зарегистрирован: 06 май 2010, 19:53

Сообщение Orrg »

ой глухомань, а о штурмовых флажках до сих пор не не знаете???, эт придумано тогда когда армией называлась толпа человек так за 1000 (одну тысячу). удобно знаете ли видеть где свои.
Unviepom
Сообщения: 812
Зарегистрирован: 01 мар 2010, 07:12
Откуда: 1937 км

Re:

Сообщение Unviepom »

Orrg писал(а):ой глухомань, а о штурмовых флажках до сих пор не не знаете???, эт придумано тогда когда армией называлась толпа человек так за 1000 (одну тысячу). удобно знаете ли видеть где свои.
Спасибо что просвятили, Учитель! Чтоб мы без Вас делали? Погрязли бы в своем невежестве. :mrgreen:
…Государству содержание дураков, слава Богу, обходится недорого: их можно прокормить хреном и редькой даже без приправы из постного масла – о чем говорит вековой опыт существования юродивых на Руси…
pf В. Конецкого
Прудникова
Сообщения: 4279
Зарегистрирован: 08 дек 2008, 14:01

Re: Война и сказки о ней.

Сообщение Прудникова »

Я че-то тему запустила. Вот еще два интервью.


Когда началась война, Юрий Басистов был студентом 3 курса Ленинградского института иностранных языков, знал два языка – английский и немецкий. Поэтому еще в июне 1941 года он был приписан к части особого назначения - радиоразведывательному дивизиону, который занимался обнаружением радиоперехватом. Он вспоминает, как сидел на верхушке Исаакиевского собора, где располагался его пост, и «слушал» разговоры экипажей немецких самолетов, бомбивших Ленинград… А весной 1942 года его перевели на работу, как теперь говорят, в органы спецпропаганды.



- Тогда такого термина не было, мы назывались «службой политической работы среди войск противника» и входили в 7-й отдел политического управления фронта. В каждой армии имелось соответствующее отделение, а в политотделе каждой дивизии – офицер, должность которого называлась «старший инструктор по работе среди войск противника».
Я был таким старшим инструктором в 86-й стрелковой дивизии. В моем распоряжении была маленькая окопная звуковещательная станция. Ночью на переднем крае, подтянув выносной динамик поближе к противнику, на 30-40 метров перед окопами, я начинал передачу. Сначала рассказывал о фронтовой обстановке, о положении на других фронтах. Затем говорил: «Вам врут, что советского плена нет, что в Красной Армии пленных убивают. Не убивают. Вот например, недавно был нами захвачен солдат из 3 роты вашего полка Фриц Кремер. Он жив, здоров, я сейчас дам ему слово». Фриц берет микрофон: «Камераден! Говорит солдат такой-то, ваш бывший товарищ, я в русском плену, со мной все в порядке, тут хорошо кормят».
- Что, и вправду пленных хорошо кормили?
- Нет, конечно. Плен означал постоянную тяжелую работу, голод, болезни. Но у меня был знакомый немецкий пастор, побывавший в нашем плену. В его книге, которую я перевел, говорится, что нигде так по-человечески не относились к пленным, как в России… Впрочем, мы и сами часто были голодными.
Итак, сперва я вел передачи из окопов. Потом появились звукостанции на машинах. А у нас в 67-й армии был еще и маленький танк с двумя динамиками и звукоустановками.
- И с пушкой?
- С пушкой. Я на этом «говорящем танке» вещал. А потом фантазия наших техников пошла дальше, и в 1943 году в 67-й армии создали звуковещательный самолет. Это был самолет ПО-2, на нем стояла 40-ваттная звукоустановка, под корпусом был динамик. На переднем месте сидел старший лейтенант Женя Некрасов, его выделили нам как лучшего летчика эскадрильи, сзади, на штурманском месте – другой старший лейтенант, я. Вылетали мы по ночам с аэродрома в Колтушах, потом перебазировались под Ленинград, в Шувалово. В ночь делали по два, иногда по три вылета. Летели вдоль линии фронта над немецкой стороной, передачи вели коротко, в телеграфном стиле. Это производило сильное впечатление на немцев: вон русские куда забрались!
- Стреляли по вас?
- Из зенитных пулеметов обстреливали. Иногда летим, а вокруг фейерверк разноцветных трассирующих пуль. Бывало, привозили пробоины на плоскостях. Но ничего серьезного не было.
Основной формой работы среди войск противника была печатная пропаганда – листовки. Их выпускали миллионными тиражами, к услугам 7-го отдела были все типографии города. В начале войны издавали газеты на немецком и финском языках, но распространять их было очень сложно, и от них отказались. А листовки разбрасывались как авиацией, так и распространялись такими наземными средствами, как агитснаряды и агитмины. Агитснаряд – это 122-мм штатный артиллерийский снаряд, который вместо взрывчатки содержит 40-50 свернутых в трубочки листовок. При разрыве снаряда листовки разлетаются по сторонам. У агитмины принцип тот же. На нашем фронте была создана специальная агитмина, которую изготовляли на Путиловском заводе, а создателем ее был рядовой Охапкин. Они так и называлась: «мина Охапкина». В нашей дивизии начальник химической службы. Которому, к счастью, особенно делать было нечего, придумал забрасывать листовки с помощью метеошаров.
Листовки делились на общеполитические и оперативные. Общеполитические были посвящены общим вопросам: положению на фронтах, разоблачению гитлеровского руководства и т.п.
- Так ведь для этого надо было хотя бы «Майн кампф» читать!
- У нас в отделе была и «Майн кампф», мы читали немецкие трофейные газеты, слушали немецкое радио. Оперативная листовка – о положении конкретно на этом участке фронта. Она могла быть обращена к дивизии – рассказывать о ее положении, потерях, о безнадежности положения на фронте – и даже к конкретной роте. Каждая листовка содержала пропуск: «предъявитель настоящего пропуска изъявляет таким образом желание перейти в плен Красной армии. Ему гарантируется жизнь и должное обхождение». Приводились официальные данные о нормах продовольствия для пленных. Была даже оригинальна листовка, называвшаяся: «Спросите повара Франца Гольда». В ней предлагалось немцу, попавшему в плен, поинтересоваться, что он готовит на обед в лагере. И повар с готовностью сообщал о компонентах своего варева. Забавно, но Франца Гольда я знал лично, но не тогда, когда он был поваром в лагере для военнопленных, а когда он стал генерал-майором, заместителем министра госбезопасности ГДР.
Мы следили за положением дел в немецких частях, стараясь находить болевые точки: ухудшение настроения, поток сообщений из дому о бомбежках, о голоде, карточной системе, которая в Германии была очень скудна, об ухудшении политико-морального состоянии, о жестокости некоторых командиров.
- А откуда все это узнавали?
- От пленных… Каждый пленный сперва поступал для допроса в разведотдел, а потом к нам. Тут начиналась всякая «лирика» – о положении в части, о доходчивости наших листовок. Спрашивали, что он читал, слышал ли о Карле Марксе. Однажды, помню, готовый ответить на любой вопрос пленный вскочил с места, щелкнул каблуками и сказал: «Яволь, герр официр! Это дирижер оркестра в нашем городе».
Эренбург в одной из своих вещей над нами посмеялся. Там есть разговор приехавшего на фронт журналиста с каким-то высоким командиром, который говорит: «Да, вас познакомят с обстановкой. Ну, а что касается характеристики немецких войск – идите в 7-й отдел, там обожают психоанализ»…
На Ленинградском фронте к написанию листовок привлекались известные писатели, поэты. Их писал Николай Тихонов, особенно активно занимался этим Всеволод Вишневский. Он написал хорошую боевую листовку к испанцам – конечно, на русском языке, потом ее перевели - и все спрашивал: «А как восприняли ее испанские солдаты?»
- Вы и испанцев агитировали?
- А как же! И не только испанцев. Ленинградский фронт был многонациональным. Кого у нас только не было! На севере стояли финны, на юге – испанцы, норвежцы, голландцы. Мы с ними говорили по-другому: «Это же не ваша война. Зачем вы сюда пришли?» Вашу родину, Норвегию, оккупировали немцы, а вы тут, под Ленинградом блокируете русских женщин и детей.
- На каком языке вы с ними общались?
- На английском.
- А с испанцами?
- С ними работали наши офицеры совместно с двумя прибывшими из Москвы политэмигрантами из испанской секции Коминтерна. Весьма активны были и перебежчики из «голубой дивизии». Во всех ее частях хорошо знали «Красного Корнисеро» - перебежчика, который регулярно вел передачи с переднего края.
Командующий фронтом генерал Говоров издал даже специальный приказ: испанских военнослужащих, сдающихся в плен, принять, накормить, при необходимости оказать медицинскую помощь… А мы сразу издали листовку с этим приказом на испанском языке.
- В какие виды пропаганды существовали на фронте?
- Пропаганда делилась на три вида. Белая – официальная, из правительственного или армейского источника, например, упомянутый выше приказ командующего об испанцах. Затем идет «серая», которая, сообщая о чем-то, не называет источника информации. И, наконец, «черная» - дающая разнообразную дезу. Когда, например, на листовке изображено фото: сидит Геббельс в окружении красоток-киноартисток. На самом деле и Геббельс и красотки – это загримированные артисты. Как правило, на нашем фронте для этого привлекались актеры театра Комедии, который оставался в Ленинграде. А к фотографии еще был сделан соответствующий текст: мол, ты тут погибаешь на фронте, а Геббельс имеет сразу десять любовниц.
Бывали отдельные случаи, когда мы переходили границу целесообразного. Примером являются так называемые листовки о случных пунктах. Якобы в Германии СС создавало пункты для случки немецких женщин с эсэсовцами, чтобы восполнить дефицит будущих солдат. Мы издали листовку, названную «поцелуйная карточка», дающая владельцу право посещать эти пункты. Но ведь немецкий солдат знал положение дома, и в то, что там созданы такие пункты, не верил. Эта выдумка не только не сработала, но и могла в какой-то степени дискредитировать нашу пропаганду.
- А еще какие-нибудь формы пропаганды были?
- Да, причем встречались и курьезные. Например, так называемые «пропагандистские колоды карт», где в качестве карточных персонажей выступала гитлеровская верхушка, естественно, в карикатурном исполнении, а также их союзники – Маннергейм, Хорти… Вместо тузов - символы голода и смерти. Карты должны были создавать у противника страх перед войной, перед гибелью. Выполнены они были хорошо - но как вручить немцу эту колоду? Подъехать в часть на автолавке и раздать?
- Сбросить с самолета?
- А как? Пропадут… Вторым подобным по результативности замыслом было изготовление немецких «Железных крестов». На подлинном кресте написано: «За Бога и родину». Мы изготовили Железные кресты со словами: «За грабеж и убийство». Но как, опять же, отправить их к немцам? Устроить построение и раздавать перед строем?
- И чем дело кончилось?
- В результате и карты, и кресты расхватали на сувениры…


- А вы пытались немцев обратить в нашу «веру»?
- В начале войны мы использовали классовые моменты. Говорили немецкому солдату: как же так, ты, немецкий рабочий, пришел с войной в первую в мире социалистическую страну. Где твоя классовая совесть? Вскоре убедились, что это абсолютно недейственно: никакой классовой совести мы у немцев пробудить не смогли. Тем более, они уже видели себя победителями, думали, что еще чуть-чуть, и, как говорил Гитлер, немецкий меч завоюет эту огромную землю для немецкого плуга. К нам попал дневник убитого солдата, в котором тот буквально по дням записывал: «На крыльях движется к нам победа. Одно усилие, и Ленинград падет, война кончится». Но когда началась осень, а потом зима, настроение в немецких окопах стало меняться. Появились даже анекдоты. «Вы знаете, что в Германии начата кампания по сбору стульев для посылки на Ленинградский фронт? Они уже так долго стоят под Ленинградом, пусть хоть посидят немного».
В ходе всей войны мы делать акцент на огромных ресурсах нашей страны, на военной мощи Красной Армии. Хочешь жить, хочешь попасть домой – сдайся. В плену жизнь твоя будет обеспечена. А мы бросим листовку в роту, где ты служил, чтобы сообщили домой, что ты жив и в плену. Тоже хорошо на них действовало. Мы активно привлекали к работе пленных немцев, считая, что это довольно убедительно: пропагандировать свои принципы устами немцев. Это были просто пленные, без особых политических взглядов. Однако попадались и такие, которые говорили: «Мне стыдно сказать, но я ведь был коммунистом».
Летом 1943 года был создан национальный комитет «Свободная Германия» - организация из числа немецких военнопленных, которые согласились работать на идеологическом фронте против своих бывших войск. В руководстве комитета были политэмигранты-коминтерновцы, а среди членов комитета кого только не было – от генерала до рядового. Даже правнук Бисмарка, граф Айнзидель, лейтенант люфтваффе, сбитый под Сталинградом.
К нам на Ленинградский фронт в качестве представителя Национального комитета приехал пленный офицер, лейтенант Эрнст Келлер. Ходил он в советской форме, без знаков различия – а немецкая форма у него была, лежала в чемоданчике. Оказался он порядочным, скромным, смелым человеком, так что ледок недоверия быстро сломался. Келлер жил у нас в 7-м отделе, на Невском, 4, ходил в столовую вместе с нашими офицерами. Красивый был мужик. В Колпино в подвале разбитого дома у нас был маленький штаб, а по соседству располагался полковой медпункт. Как-то ко мне приходит оттуда медсестра Маша: «Товарищ старший лейтенант, а я в этого немца влюбилась!» Я говорю: «Маша, это же пленный немец! Пожалуй, тебе пока ходить к нам не надо».
Келлер вернулся в Берлин уже в мае 1945 года, стал советником берлинского сената и генеральным директором почты и телеграфа всего Берлина. Второй раз он своего мировоззрения не изменил. Приняв нашу сторону, был ей верен до конца.
- Ну, и последний вопрос: как Вы оцениваете эффективность вашей работы?
- Сумели ли мы распропагандировать вермахт? Наверное, нет. Он оставался, в общем, боеспособным и послушным своему командованию до самого конца. Но дух немецких войск удалось во многом поколебать, и здесь есть и наша заслуга. Что очень важно – где-то с середины войны, после Сталинграда, немецкий солдат поверил, что есть плен, что большевики пленных не расстреливают. Он перестал бояться пленения, а значит, в безвыходном положении предпочитал сдаться. Не без нашего участия многие немцы перестали верить нацистской пропаганде и разочаровались в национал-социализме как в идеологии. Ну и, наконец, эта работа имела еще одно значение. У нас царил дух ненависти, неприязни ко всему немецкому… Помню, работал в радиокомитете австрийский антифашист Фриц Фукс. Весной 1942 года, когда работники радиокомитета убирали Малую Садовую, одна из сотрудниц позвала его по имени. А мимо проходившая женщина сделала ей замечание: «Что же это ты человека фрицем называешь…»
А когда появились антифашисты, люди увидели, что есть и другие немцы. Думаю, пропаганда способствовала взаимному духу сближения наших двух народов. С кем в Европе у России самые хорошие отношения? С Германией, как ни странно. И здесь есть кусочек и нашей работы…
Прудникова
Сообщения: 4279
Зарегистрирован: 08 дек 2008, 14:01

Re: Война и сказки о ней.

Сообщение Прудникова »

«ШТРАФБАТЯ»

Так называли 20-летнего капитана Пыльцына бойцы его роты

А ротой он командовал не обычной стрелковой, а штрафной. Весь свой боевой путь Александр Васильевич Пыльцын прошел в штрафбате. В постоянный состав штрафных батальонов брали лучших боевых офицеров – а он попал туда необстрелянным выпускником училища. Стало быть, такой был характер.

Впервые Шурка Пыльцын проявил характер еще в 1938 году, после окончания семилетки в родном райцентре, на станции Бира, что посередине между Хабаровском и Благовещенском. Дальнейшее обучение было платным, а родители не имели денег. И тогда четырнадцатилетний мальчишка написал письмо наркому путей сообщения Лазарю Кагановичу. Через пару недель получает ответ на правительственном бланке, где за подписью наркома ему сообщается, что обучение, проживание и питание в интернате, а также еженедельный проезд «на побывку» домой ему оплатят железнодорожные профсоюзы.
Десять классов он окончил 20 июня 1941 года…

Долгий путь до фронта

…Отпраздновав выпуск, мы поехали с ребятами в райцентр Биру, в военкомат за направлениями в военные училища. Приехали в субботу, в воскресенье пошли в городской сад, и вдруг, в 7 часов вечера, по радио объявляют правительственное сообщение. Мы его прослушали и бросились в военкомат – а там уже очереди. Двое суток простояли. Когда дошли до военкома, он нам говорит: «В училище набор уже закончен, пойдете солдатами». Мы обрадовались – сразу на фронт! А нас оставили Дальнем Востоке. До 1942 года я прослужил на Дальневосточном фронте, во взводе полковой разведки.
- Разве на Дальнем Востоке тоже воевали?
- Нет, но фронт-то был, поскольку Япония являлась союзницей Германии. В ночь под Новый год меня срочно вызывают к командиру – оказывается, направили в пехотное училище в Комсомольске-на-Амуре. Учился там полгода, закончил на отлично, по первому разряду, выпустили лейтенантом. Выдали нам комсоставское обмундирование, кубики с петлицами, шевроны на рукава, сапоги хромовые вместо ботинок – ходим, скрипим… А потом младших лейтенантов отправили на фронт, а лейтенантов снова оставили на Дальнем Востоке. Потом служил в Приморье, на озере Ханко. Японские войска стояли в Маньчжурии и почти каждый день устраивали провокации, а мы держали границу…
- На фронт просились?
- Конечно! Выпросился. И снова до фронта не довезли, около Уфы выгрузили нас, и опять в запасной полк! Снова начал подавать рапорты. Получал по 10 суток ареста за каждый рапорт.
- На губе загорали?
- Нет, это был так называемый «домашний арест». Выполнял служебные обязанности, как положено, а 25% заработка за каждый день ареста удерживали. Десятый примерно рапорт сработал, это было уже в конце 1943 года. Привезли нас на Белорусский фронт, в ОПРОС - Отдельный полк резерва офицерского состава. И вот однажды вызывают меня в штаб. Сидит майор в полушубке – в штабе печка натоплена, а он полушубок не снимает. Взял мое личное дело, побеседовал немножко. «Ладно, - говорит, - пойдешь к нам в штрафбат».
Я обалдел. «За что?» «Неправильно, лейтенант, вопрос задаешь. Не за что, а зачем. Будешь помогать штрафникам искупать их вину перед Родиной». Отобрали нас туда 18 человек, все боевые офицеры, из госпиталей, я один необстрелянный…


- Первое впечатление какое было?
- Волновался. Думал: я всего-навсего лейтенант, а там полковники, подполковники, да еще преступники… Как же я ими буду командовать? А когда приехал, познакомился с ними, вижу: это обыкновенные люди, офицеры, только без погон, без званий.
- Уголовников, стало быть, у вас не было?
- Смотря кого понимать под уголовниками. Бандиты, воры-рецидивисты, политические на фронт вообще не допускались. Прочих осужденных направляли либо в обычные стрелковые части, либо в армейские штрафные роты для сержантов и рядовых. У нас их не могло быть уже потому только, что они – не офицеры. К нам иногда приходили те офицеры, которые сидели в тюрьмах за какие-то преступления и выпрашивались на фронт. У меня в роте было двое таких.
- То есть, штрафбат, по сути, офицерский батальон?
- Да, именно так. Туда направляли только офицеров, совершивших преступления.
- А какие именно?
- Законы военного времени очень строги. Могли отдать под трибунал за пьянку, за драку, за сквернословие по отношению к командиру.
- А интендантов за воровство?
- Сколько угодно! Вышел даже приказ Сталина: если в какой-то части плохо кормят солдат, интендантов – в штрафбат. Был у нас командир армейской штрафной роты. Брали они какой-то населенный пункт, потеряли половину людей – кто раненый, кто убитый. А старшина был хитрый - поехал получать продовольствие и получил на всю роту, в два раза больше, чем имел право. И водки тоже. Командир решил: не сдавать же назад. Давайте устроим поминки. Ну, и устроили… А наутро его под суд – почему лишнее не сдал?
Всякие люди были. Один офицер попал к нам за убийство. Лежал в госпитале, недалеко от того города, где жила его жена. Пишет ей: «Я ранен, в госпитале. Приезжай, увидимся!» А она отвечает: «Не могу, у меня такие-то обстоятельства». Он сбежал из госпиталя и обоих – жену и ее «обстоятельство», то есть любовника - и застрелил. Получил за это дело десять лет, то есть три месяца штрафбата.
- Это было официальное соотношение?
- Да. Если по приговору положено пять лет лишения свободы – то отправляли на один месяц. Если до 8 лет – на два месяца. Если до десяти – на три.
- А если больше?
- Большие сроки тогда были редкостью, их давали за политические преступления, ну а им пути на фронт были заказаны
- Несправедливо осужденные были?
- Всякое случалось. На фронте положено так: не выполнил приказ – под трибунал. Был у меня во взводе майор Родин - командир дивизионной разведроты, имел за действия в разведке три ордена боевого Красного Знамени, что считалось на фронте высочайшей наградой. А его направили в штрафбат за трусость! Наверняка её приписали ему за что-то другое.
- Сами штрафники-то как к своим приговорам относились?
- По-разному. Многие считали, что их зря направили. Вот, например, был у нас во взводе капитан-лейтенант Северного флота Виноградов, который попал за то, что прекрасно знал немецкий язык. Он был начальником подразделения по ремонту корабельных радиостанций. И когда отремонтировали какую-то станцию, стали проверять ее в работе и наткнулись на немецкую речь. Оказался Геббельс собственной персоной. Всем стало интересно: что он там такое говорит. Ну, Виноградов и перевел. А назавтра его за шкирку и под трибунал – за содействие вражеской пропаганде. Дали ему восемь лет, к нам отправили на два месяца. У него, кроме знания языка, ещё и почерк был каллиграфический – я его взводным писарем назначил.
- Получается, что он так и не восстановился – кровью не искупил, подвиг не совершил…
- Почему? Воевал как все, это же не в штабе писарчуком быть, а во взводе, в атаки ходил. Как и других, восстановили в звании и вернули на прежнее место службы…
Когда освобождали Белоруссию, много в попадало к нам людей, которые оставались в окружении, бежали из плена. У них, конечно, ни погон, ни обмундирования не было. Им выдавали старое, бывшее в употреблении обмундирование.
- А бежавших из плена всегда отправляли в штрафбат?
- Нет, не всегда. У меня был друг Федя Усманов, башкир. Он пробыл в окружении три месяца, потом вышел, его направили в лагерь НКВД на проверку. Семь месяцев проверяли, не замешан ли в каких-нибудь диверсионных делах, в шпионаже, не забросили ли его к нам немцы. А потом направили в штрафбат, но командиром взвода, так же, как и меня, не «за что», а «для чего», как имеющего боевой опыт.

Ноль процентов правды

- Так получилось, что наши люди знают тему в основном по многосерийному фильму «Штрафбат». Насколько он совпадает с действительностью?
- Он вообще не совпадает! Нисколько и ни в чем! Начиная с того, что командир батальона – штрафник, командир роты – вор в законе. Чушь полная! Командир батальона у нас был подполковник Осипов, кадровый офицер, воевал еще в финскую войну, потом окончил Академию и после этого назначен на штрафной батальон. В командном составе батальона не было ни одного штрафника, хотя отбывшие наказание в нашем же штрафбате, восстановленные в офицерских правах и оставшиеся в постоянном составе, были, и не единицы.
Потом в фильме показывают, что бойцов не кормили, они должны были сами себе добывать пищу, что чуть ли не за каждым штрафником шел смершевец, а за штрафбатом - заградотряды с пулеметами. Все это ложь. Снабжали нас, и оружием, и боеприпасами, и продпитанием - как положено по нормам. На весь батальон – 800 человек - был всего один представитель особого отдела, старший лейтенант Глухов.
- Страшный был особист?
- Судите сами. Идет как-то раз Глухов, а Слава Костик, тоже «старлей», командир комендантского взвода, говорит нам: «Сейчас я его разыграю». Достает блестящую коробку, и что-то вроде бы как жует. Глухов подходит, спрашивает: «Что у тебя там?» «Конфеты... хорошие». «Дай коробку!» «Нет, коробку не дам. Одну могу дать попробовать». Он берет, разворачивает серебряную обертку, пробует, и у него начинает кривиться физиономия. «Что ты мне дал?» а тот отвечает: «Геморроидальные свечи». Можно было бы особиста, которого киношники придумали, так разыграть?
И заградотрядов за нами никогда никаких не стояло. Их и вообще-то, таких, как в кино, не было.
- То есть?
- Заградотряды выставлялись в тылу неустойчивых дивизий. Если предпринимались попытки отступить или сбежать, они их прекращали. Кроме того, вылавливали дезертиров, тех, кто отстал от своих частей, и снова направляли в воинские части. А тех, которые пулеметами гнали в бой солдат – не было. Сколько пытались наши историки и лжеисторики найти хоть один документ, доказывающий, что заградотряд расстрелял отступающую часть – ни одного документа не нашли, ни одного свидетеля. Расстреливали только паникеров и трусов, индивидуально, перед строем. А за нами никаких заградотрядов и вовсе никогда не было, еще не хватало…
В другом фильме, «Подвиг по приговору» показывают реконструкцию: как перед строем снимают ордена, снимают звезды с пилоток…
- Звезды?!
- Конечно, такого не было. Осужденных офицеров разжаловали, отбирали награды и отправляли к нам в звании рядовых. У нас их называли: «бойцы-переменники». Мы – постоянный состав, а они – переменный. «Штрафниками» не называли, так назвать – значит унизить человека, а он все-таки пусть разжалованный, но офицер.
Они приходили без погон, но большинство прятали свои погоны в вещмешках – каждый надеялся, что еще станет офицером. После того, как они искупали свою вину – кровью ли, подвигом, или просто отбывали свой срок – их восстанавливали в прежнем звании и возвращали награды. Более того, у нас они получали обычное денежное содержание рядового – 8 рублей 50 коп., но за все время пребывания в штрафбате им после восстановления перечислялось положенное офицерское жалованье.
Или, в том же фильме «Подвиг по приговору, штрафникам говорили: «Если тебя ранят, смотри, не ползи назад, а то пристрелят заградотрядчики».
- Вранье?
- Конечно! И они знали, и мы им разъясняли, что как только бойца ранят, он имеет право покинуть поле боя: все, он искупил свою вину.
- И мог вернуться в свою часть?
- Нет. Раненый отправлялся в госпиталь или медсанбат. После выздоровления он возвращался в батальон. А тем временем комбат писал реляцию, представление на восстановление в звании. Офицер мог быть восстановлен, как и разжалован, только по приказу командующего фронтом.

Выступает образцовая школа баянистов

– Хорошо сражались?
- Так, как штрафбаты, наверное никто не сражался. Потому что у человека, кроме стимула идти в бой за Родину, против врага, был еще и стимул: восстановиться в рядах офицерского состава. Когда мы находились на формировании – неделю, две, а то и месяц, то наши бойцы начинали говорить почти словами известной тогда песни: «Ну когда же нас в бой пошлет товарищ Сталин?» Первым пунктом положения о штрафных батальонах было написано не «кровью искупить», а подвигом.
Штрафбаты шли в атаку, как говорят многие свидетели – я-то не могу сказать, поскольку сам с ними шел, - не так, как все остальные. Не перебежками, а в рост, едва пригнувшись.
- Немцы боялись их?
- Если они знали, что перед ними штрафбат, то боялись. У нас даже были случаи, когда немцы покидали окопы раньше, чем мы до них доходили. Помню, мы стояли в обороне, так немцы постоянно включали свои громкоговорящие установки, агитировали: «Штрафники, вас унизили. Вас гонят на смерть! Переходите к нам! Вы будете у нас офицерами» И называли нас: «Банда Рокоссовского!» А когда мы пошли в наступление, то оказалось, что их в окопах уже нет…
- А сами себя вы как называли?
- Аббревиатура у нас была такая: 8-й ОШБ 1-го БФ, т.е. 8-й отдельный штрафной батальон 1-го Белорусского фронта. А штрафники так расшифровывали: 8-я образцовая школа баянистов 1-й Белорусской филармонии.
- Командование вам доверяло?
- Доверяло и поручало очень важные операции. Когда брали Рогачёв, мы целым батальоном ходили за линию фронта. Командующий армией генерал Горбатов поставил задачу: перейти линию фронта и в тылу так вести себя, чтобы немцы бросились от передовой на подавление наших действий. А тогда армия пойдет с фронта в наступление. Так и вышло!
Или под Брестом, например… Там были очень тяжелые бои. Наши окружили брестскую группировку немцев, четыре дивизии. А нас послали зайти им в тыл, со стороны Польши, и не выпускать. Мы их сдерживали почти пять суток. Обычно если подразделение отражает 5 – 6 атак в сутки, это считается очень много. А мы отражали бесчисленное количество атак. Идет одна волна немцев, мы её сбиваем, они отползают, и буквально через полчаса поднимается другая волна. Мы потеряли там очень много людей. Причем штрафники, даже будучи ранеными, сами, из боевой солидарности, что ли, не уходили с поля боя, и, случалось, погибали, фактически уже искупив свою вину.
- А хотя бы раз вас посылали на верную смерть?
- Вообще-то в любую атаку идёшь с надеждой обмануть её. Но один раз такое было за всю войну – мою роту послали на минное поле. У нас тогда уже был другой комбат, не Осипов. Нас после этого осталось в строю 20 процентов, тех, кому повезло.
- И вы тоже шли с ними?
- И я шел, и мне повезло. А вы как думаете? У нас и командиры рот, и некоторые политработники ходили в атаку вместе с бойцами. Например, майор Оленин, офицер политаппарата батальона, всегда с нами ходил, такой он был человек, примером своим работу вел.
- А кто вас послал на мины, неизвестно?
- Уже после Победы комбат Батурин говорил, что это был командующий армией генерал Батов. Но я этому не верю. Скорее всего, это решение принял командир дивизии по согласованию с нашим командиром батальона. Не любил нас новый комбат…
- Офицер из постоянного состава мог после ранения уйти из штрафбата?
- Да, мог. Те, кому неохота было делить свою судьбу со штрафниками – уходили. А многие возвращались. Один штрафник говорил: «Ну мы - ладно. Нас ранят – мы из штрафбата уходим. А они-то, постоянный состав, ведь ранят, а он возвращается. Его снова ранят - а он опять туда. Это же настоящие камикадзе».
- А вы были ранены?
- Три раза.
- И все время возвращались? Почему?
- Поначалу была некая бравада: я лейтенант, а командую такими людьми! Это же лестно. Кроме того, у них большой боевой опыт. Они мне все время подсказывали, помогали. Командую я, а подсказывают-то они. Где еще пройдешь такую академию?
- А как вы себе заработали прозвище? Логично, если бы комбата так называли…
- Нет, Осипова называли просто «Батя». И Горбатова тоже так называли. Поскольку штрафбат был фронтовой, его то в одну армию, то в другую передавали, а звали так только Горбатова. А вот новый комбат, Батурин – не удостоился. Он нас не любил.
- А почему не любил?
- Кто его знает… Например, подбил штрафник танк – все. Вину искупил, и ему положен орден Отечественной войны. Самолет подбил – тоже. Это самая высокая награда, которую мог получить штрафник. И вот подбили у меня бойцы танк. Расчет противотанкового ружья – два человека, я на обоих пишу представление, как за подвиг: «Освободить из штрафного батальона, восстановить в звании…». А комбат возвращает. Не любили его, и «батей» не звали. И тут приходит как-то ко мне командир взвода и говорит: «Слушай, а тебя называют «штрафбатей». Я, конечно, возгордился! Мне двадцати одного еще нет, а я уже «батя». И у кого? У людей, которые старше меня и по возрасту, и по званию: я капитан – а там майоры, подполковники… Обрадовался, усы отпустил… А потом смотрю – меня уже просто «батей» называют. «Штраф» как-то само собой отсеялось, «батя» - и все…
Аватара пользователя
Бушков
Сообщения: 26769
Зарегистрирован: 24 мар 2008, 13:28
Откуда: Шантарск

Сообщение Бушков »

очень интересно. Но на Железном кресте не было никаких надписей, старика память подвела...
Здесь разрешается вообще!
ice-fate
Сообщения: 253
Зарегистрирован: 21 май 2009, 01:41

Сообщение ice-fate »

Очень-очень понравилось! :D
Дьюла
Сообщения: 3556
Зарегистрирован: 23 янв 2010, 14:06
Откуда: Лесогорск

Сообщение Дьюла »

Пани Прудникова, большое Вам спасибо. Если еще будет - продолжайте выкладывать. Буду ждать!

P.S. Немножко не в тему, но по поводу спецпропаганды - мой преподаватель на военной кафедре ИГУ, майор Булохов, запомнился курсу одной фразой; "Лучшим видом агитационного снаряда является осколочно-фугасный!" :D
Косолапость есть результат волконогонекормления...
ice-fate
Сообщения: 253
Зарегистрирован: 21 май 2009, 01:41

Сообщение ice-fate »

Дьюла, гениальная фраза! :D
styx
Сообщения: 62
Зарегистрирован: 07 сен 2010, 17:17

Сообщение styx »

читал (извините, не помню как называется) сайт, полностью составленный из воспоминаний участников войны по родам войск.
это нечто.
а за тему - спасибо автору.
Аватара пользователя
Валерий7
Сообщения: 722
Зарегистрирован: 04 июл 2009, 20:47
Откуда: Краснодар

Мифы о Хатыни

Сообщение Валерий7 »

Не знаю, по теме ли, но более подходящей не нашёл.
22 марта 1943-го года ныне всемирно известная Хатынь была полностью уничтожена карателями. Они же сожгли заживо и 149 жителей деревни. На протяжении долгих лет советская идеология твердила о том, что трагедия в Хатыни - дело рук гитлеровцев, и лишь в середине восьмидесятых стала известна настоящая правда о том событии. Правда, которую в СССР побоялись обнародовать даже во времена перестройки...
Вот версия Солоухина:
Подозреваю, что и Хатынь сожжена тоже отрядами Берия. Уж очень похожий почерк. Никто ведь не видел, как жгли Хатынь. Не осталось свидетелей. Надо же так чисто сработать! И какой дальний получился прицел: до сих пор Хатынь вопиет, разжигает, возмущает и агитирует. (Солоухин "Последняя ступень")
А что же было на самом деле?
Разоблачение Васюры происходило не так, как если бы про его полицейское прошлое вообще ничего не было известно, но потом вдруг спустя многие годы кто-то из жертв случайно на улице опознал своего мучителя. Такое бывает в легендах, но в жизни все сложнее.

Вскоре после войны каратель получил свой «червонец» лагерного срока за службу у немцев. Получил в числе многих других полицаев — тех, чье непосредственное участие в расстрелах не удалось доказать.

А 17 сентября 1955 года вышел знаменитый Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны». Волюнтаристский указ этот, по оценкам многих, был скверно подготовлен. На основании его получили официальное прощение, что называется чохом, многие действительные военные преступники — Васюра в том числе.

После амнистии 1955 года Васюра приехал в село Великая Дымерка Броварского района Киевской области. Осмотрелся, обосновался, начал набирать общественный вес. Любопытно, что заделался он почетным курсантом Киевского высшего военного инженерного дважды Краснознаменного училища связи имени М.И.Калинина — того, что закончил до войны. Поздравления от командования, подарки к праздникам. Очень любил выступать перед пионерами в образе ветерана войны, фронтовика-связиста, репрессированного якобы за то, что раненым попал в плен.

Удачно продвигалась и производственная карьера. Дослужился Васюра до должности заместителя директора крупного совхоза(!!!). Среди районного начальства слыл рачительным хозяином, твердым поборником трудовой дисциплины.
Молодец мужик: кровь из носу, но дает план, снабжает Киев овощами!
Материально жил неплохо, двум дочерям, учительницам по профессии, выстроил по дому.

Вот только местные люди ежились при упоминании Васюры. То, что в номенклатурной среде считалось строгостью, для рядовых тружеников села оборачивалось звериной жестокостью. В своем хозяйстве замдиректора совхоза мог до полусмерти избить уснувшего на дежурстве сторожа, выпившего тракториста…

До реальных заслуг бывшего карателя докопались лишь в середине 80-х.
В 1986-м году в Минске Григорий Васюра был осужден. В 1987 году его расстреляли.

Возникает естественный вопрос, почему в то время дело и суд над главным палачом Хатыни не приобрели надлежащей огласки в средствах массовой информации. Оказывается, по мнению одного из исследователей этой темы журналиста Глазкова, к засекречиванию данного дела "приложили руку" высшие партийные руководители Беларуси и Украины. Руководители советских республик заботились о незыблемости интернационального единства белорусского и украинского народов (!).

Особенно активно заботился о неразглашении материалов дела Васюры первый секретарь ЦК КПУ, член Политбюро ЦК КПСС Владимир Щербицкий.
Подробнее в документальном фильме "Позорная тайна Хатыни"
Смотреть:
http://video.yandex.ru/users/mav-pidstupnyj/view/44

Скачать:
http://letitbit.net/download/9736.92fb1 ... p.avi.html
Последний раз редактировалось Валерий7 24 фев 2011, 18:19, всего редактировалось 1 раз.
Аватара пользователя
Chief
Сообщения: 6262
Зарегистрирован: 04 июл 2005, 12:15
Откуда: Новокузнецк

Re: Война и сказки о ней.

Сообщение Chief »

Бред
Следует делать лишь те глупости, которые приносят удовольствие. (с) П.Мериме
Прудникова
Сообщения: 4279
Зарегистрирован: 08 дек 2008, 14:01

Re: Война и сказки о ней.

Сообщение Прудникова »

Не раз слышала, что села в Белоруссии жгли украинские каратели. Естественно, во время СССР это не афишировалось. Как и уничтожение советских военнопленных в Польше, например...
Аватара пользователя
Adolph
Сообщения: 12174
Зарегистрирован: 28 авг 2009, 15:44
Откуда: Брест

Re: Война и сказки о ней.

Сообщение Adolph »

Прудникова писал(а):села в Белоруссии жгли украинские каратели.
Почему только украинские? Прибалтийские формирования тоже не оставались в стороне...
Приятней, чем он, не встречал я мужчины:
Остёр, обаятелен, очень умён!
И каждое утро без всякой причины
Из зеркала мне улыбается он.
Ответить